Мизогиния — это не просто «ненависть к женщинам». В клинической практике это сложный, многослойный феномен, уходящий корнями в самые ранние отношения младенца с матерью и представляющий собой патологическую попытку психики справиться с непереносимыми аффектами — завистью, стыдом и страхом уничтожения. Основы мизогинии часто закладываются в доэдипальный период, в рамках параноидно-шизоидной позиции, описанной Мелани Кляйн.

Первый объект в жизни младенца — мать — воспринимается им не целостно, а через призму собственных потребностей. «Хорошая грудь», которая кормит и утешает, и «плохая грудь», которая фрустрирует и отсутствует, — это два раздельных, не связанных между собой образа. Здоровая психика постепенно интегрирует эти образы, понимая, что один и тот же объект может быть и источником удовольствия, и источником фрустрации.

Однако, если мать была хронически непредсказуемой, отвергающей, чрезмерно контролирующей или сама находилась в депрессии, этот процесс интеграции нарушается. Чтобы сохранить жизненно необходимый образ «хорошей матери», вся ярость, зависть и ненависть, вызванные её фрустрирующими аспектами, отщепляются и проецируются вовне. Так формируется внутренний «плохой объект», который в дальнейшем будет проецироваться на всех женщин. Ключевым аффектом, питающим мизогинию, является зависть — не в бытовом, а в клиническом понимании.

Это архаическая, деструктивная ярость на объект (мать), который обладает чем-то жизненно важным (молоком, заботой, силой), но не отдает это полностью и по требованию. Зависть направлена не на обладание самой «вещью», а на способность объекта наслаждаться своим всемогуществом и давать по своей воле. Поскольку признать эту зависть невыносимо стыдно (это равносильно признанию в разрушительной ненависти к тому, кто нужен для выживания), психика находит выход в механизме, который Жанин Шассге-Смиржель метко назвала «анализацией» — символическим погружением в экскременты. Ценный, вызывающий зависть объект (женщина) бессознательно низводится до чего-то грязного, бесполезного, «дерьмового». Обесценивание, уничижительные комментарии, сексуализированное унижение — всё это формы такой «анализации», позволяющие уничтожить ценность объекта, чтобы временно ослабить мучительное чувство зависти.

Теперь как это может отыгрываться и проявляться в процессе терапии. На приём приходит мужчина. Он может жаловаться на одиночество, на несправедливость женщин, на то, что они «все одинаковые». Он часто идеализирует свою мать, описывая отношения с ней как нейтральные или хорошие, при этом его история отношений с другими женщинами — это череда конфликтов, обесценивания, провокаций и саботаж. В переносе такой клиент будет бессознательно воспроизводить свой главный конфликт. Сначала терапевт (особенно женщина) будет идеализирован как «хороший объект», единственный, кто его понимает. Но как только возникнет реальная близость, доверие или терапевт допустит неизбежную (из-за того, что человек и из-за мощных аффектов, которые вносит клиент в контакт, из за процессов проективной идентификации) ошибку (фрустрацию), сработает триггер. Запустится механизм расщепления: терапевт превратится в «плохой объект». Клиент начнёт её обесценивать, пропускать сессии, обвинять в некомпетентности или внезапно бросит терапию, воспроизводя паттерн уничтожения того, что стало ценным, а значит потенциально опасным.

Сопротивление будет проявляться в отрицании влияния матери («да всё было нормально»), в проекции («это вы меня за человека не считаете»), в отыгрывании вовне (уход в запой, провокация скандалов в жизни), в желании соблазнить и разрушить, чтобы совладать с внутренними аффектами, ослабить их давление. Сексуальность часто оказывается расщепленной. Возможны перверсные сценарии, где унижение женщины (или себя в роли женщины, через идентификацию с женщиной) является обязательным условием для получения удовлетворения. Это попытка обрести контроль над тем «плохим объектом», который внушает ужас. Что может скрываться за мизогинией? Глубочайший стыд за собственную «плохую», зависимую, нуждающуюся часть. Страх перед поглощением всемогущей матерью (и всеми женщинами как её заместителями). Зависть к мнимому всемогуществу женского начала (способности рожать, питать, соблазнять). Ненависть к собственной беспомощности, которая проецируется вовне на женщин.

Таким образом, мизогиния — это не просто социальный феномен и следствие патриархальной культуры, это часто серьёзный психический феномен, крик о помощи замороженной в детстве части психики. Это попытка защититься от боли, которая когда-то была невыносима. Задача терапии — дать этому крику быть услышанным и помочь человеку найти новые, менее разрушительные способы справляться с внутренней бурей. Работа с мизогинией долгая и сложная. Она требует от терапевта устойчивости к мощным проекциям и способности выдерживать интенсивную ненависть, не отвечая на неё контр-агресcией или отвержением.

Прогноз терапии в случаях структурной мизогинии осторожный, от осторожно-неблагоприятного до осторожно-благоприятного, и всегда долгосрочный. Успех зависит от совокупности факторов, и результат редко бывает линейным. Высокий риск дропаута (прерывания терапии). Это главное препятствие.

Паттерн бегства от близости и разрушения помогающих отношений является центральным симптомом. Терапия неминуемо спровоцирует это поведение. Клиент может уйти после первой же точной интерпретации, почувствовав стыд или угрозу своему защитному нарциссическому равновесию. Механизмы расщепления, проективной идентификации и обесценивания носят тотальный, автоматический характер. Психика клиента будет яростно сопротивляться любым попыткам интеграции, воспринимая их как смертельную угрозу.

Иногда появляющиеся гомосексуальные субмиссивные роли и трансвестистские фантазии у таких клиентов — это эффективный (хотя и патологический) способ снятия напряжения и получения хоть какого-то удовлетворения. Отказ от них на начальных этапах терапии приведет к резкому росту тревоги, что может подтолкнуть к регрессу (обращение к наркотикам и другим стимуляторам, усиление депрессии).

Из-за низкой толерантности к фрустрации и стыду любое замечание терапевта может быть воспринято как унизительная критика. Способность выдерживать этот стыд, не разрушая контакт, — ключевой навык, который у клиента отсутствует. Важно подчеркивать любые ресурсы и укреплять опоры. Если несмотря на сопротивление, клиент продолжает искать помощи (приход в терапию), это уже говорит о том, что внутри есть страдающая часть, которая хочет измениться, даже если другая часть саботирует процесс. Наиболее вероятный сценарий терапии здесь — долгий и хаотичный начальный этап с множеством тестов на прочность терапевта: попытки обесценить, провокации, уходы и возвращения. Главная задача терапевта на этом этапе — выжить, остаться устойчивым, не отомстить и не отвергнуть. Если альянс удержан, начнется медленная проработка переноса. Клиент будет переживать терапевта как плохую или хорошую мать, униженного отца («аленя»), идеализированного спасителя. Задача — ловить эти моменты и интерпретировать. Постепенная интеграция образов. Медленное и болезненное соединение образов «идеальной матери» и «ненавистных женщин» в один цельный образ реальной, неидеальной женщины (матери, терапевта). Это снизит потребность в проекции и расщеплении. Смягчение Супер-Эго. Работа со стыдом, прощение себя за свою «слабую», нуждающуюся и завистливую часть.

Это позволит снизить интенсивность саморазрушительного поведения. Перевод отыгрывания в переживание и речь. Вместо того чтобы оставить кучу экскрементов под дверью или уйти, хлопнув дверью, к другому терапевту, клиент сможет сказать терапевту: «Я сейчас чувствую такую ярость на вас, что хочу вас унизить и обгадить».

Реалистичные цели (на что можно надеяться) в таких случаях:
А. Не излечение, а улучшение качества жизни. Снижение частоты и интенсивности деструктивных паттернов.
В. Осознание своего механизма. Понимание, что проблема не в «плохих женщинах», а в его собственных автоматических реакциях.
С. Появление паузы между триггером (фрустрацией от женщины) и реакцией (обесцениванием, саботажем). Способность хоть на мгновение остановиться и не действовать под влиянием аффекта.
D. Умение выдерживать более длительные и менее конфликтные отношения, даже если они не будут идеальными.
Е. Снижение зависимости от перверсивных сценариев как единственного способа получения удовлетворения.

В лучшем случае, если терапия будет длительной (5-10 лет) и будет успешной, клиент сможет построить относительно стабильные, пусть и не безоблачные, отношения с женщиной, основанные на большей реалистичности и меньшем проективном искажении. Он сможет видеть в партнерше не идеал и не монстра, а живого человека со своими достоинствами и недостатками. Однако наиболее вероятным сценарием остается прерывистая, долгая терапия с периодами прогресса и регресса, несколькими сменами терапевтов и высоким риском окончательного дропаута. Даже в этом случае любой полученный опыт контейнирования и интерпретации может послужить семенем для будущих изменений, которые могут прорасти спустя годы.

13.09.2025